Аллах прощает человека, когда он грешит по неведению!
Прочитала про то, как на одном из
московских комбинатов нашли в халяльных сосисках ДНК свинины, про кипиш
по этому поводу – и вспомнила Кучу Кучуевича.
Он был из
дагестанских лакцев - и раз в год приезжал в Москву по делам. Дела были
чрезвычайно разнообразны - семья Кучу Кучуевича посвятила себя
народным промыслам и преград на этой стезе не ведала. Сыновья Кучу
Кучуевича занимались чеканкой. Дочери – ткали ковры. В минутку отдыха
они все вместе производили на свет лакскую народную керамику. Валяли
бурки, низали мониста и точили кинжалы. Все внуки Кучу Кучуевича с 5 до
20 лет плясали в детском ансамбле национального танца. Сам Кучу
Кучуевич делал очень красивые серебряные украшения с народными
узорами. Ну, и приезжал в Москву по делам, которые, в основном, состояли
в общении с закупочными комиссиями и концертными бюро.
Не
знаю, кто сосватал маме этого замечательного горного старца, но именно
ей досталась честь изображать из себя в его случае радушное московское
музейное сообщество. Так что неделю в каждом году Кучу Кучуевич спал у
нас на раскладушке в холле.
Колоритен, мудр и мягок он был до
крайности. А еще он был соблюдающим мусульманином. И даже возил с собой
коврик для молитвы, который и расстилал в холле пять раз в день. И
практически каждое это расстилание превращалось черт знает во что.
Мой
пес, лучший в мире пес, рыжий боксер Маттиас Вильгельм Кайзер Первый,
барон фон Рейхсдалер, изгонявшийся из холла ко мне в спальню на время
гостевания Кучу Кучевича, обладал исключительным слухом. Шуршание
молельного коврика Матти прямо через три стены распознавал – после чего
экстатически взвывал, выбивал лбом дверь и несся на молитву.
При
виде Кучу Кучуевича, обращенного должным образом в сторону Мекки, Матти,
взвизгивая от счастья, начинал прыгать через старика, при каждом прыжке
страстно вылизывая ему лицо. А за ним прыгала я, пытаясь ухватить
мускулистого рыжего атлета поперек безупречной талии и утащить все его
пятьдесят килограммов обратно в спальню.
А Кучу Кучуевич
демонстрировал выдержку, на мой взгляд, более свойственную последователю
дзен –буддизма, чем мусульманину. Не дрогнув вылизанной бровью, он
продолжал взывать к Аллаху, делая вид, что ничего не происходит, и все
это шайтанство есть только хмарь и мираж.
Потому что, как он объяснял, истинного мусульманина от молитвы может отвлечь только угроза жизни –и то лучше не отвлекаться.
Другим
сложным моментом были, конечно, свиньи. Пока Кучу Кучуевич не стал к
нам приезжать – я даже не осознавала, сколько их водится в нашем
холодильнике. Поэтому все трапезы у нас выглядели примерно так.
-
Есть холодец. Но вам его нельзя. Колбаса, ветчина… да что же это
такое?! Борщ не ешьте, он со свининой. Картошка – со шкварками. А
пирог… мама, мама! У нас пирог с чем?? С шейкой? Мда… Ну, смотрите,
Кучу Кучуевич, есть немножко редиски, и если ее залить кефиром, то
получится преотличный завтрак!
По-моему, лишь в третий свой
приезд Кучу Кучевич, задумчиво глядя в бескрайние дали, видимые лишь
ему, и выслушивая очередное поросячье предостережение, сказал мне
голосом низким и мягким :
- Таточка! Аллах прощает человека, когда он грешит по неведению!
- А…!- сказала я. – О!
И
с тех пор Кучу Кучевич уже спокойно ел все, что я ему ставила на стол,
а я спокойно и, главное, молча, ставила на стол все, что находила в
холодильнике.
