Пили сегодня чай с Игорем Петровичем.
Игорь Петрович юрист с изрядным адвокатским стажем, причем по уголовным
делам. Помнит он еще советские времена, послевоенные. Как при такой
профессии смог сохранить позитивный взгляд на жизнь и живость характера,
для меня загадка. А может, наоборот, с таким опытом он научился ценить
каждый миг жизни. Одним словом, есть, чему у него поучиться. Внешне
Игорь Петрович совершенный медведь. Ростом под два метра, крепкий,
кряжистый. Говорит, что подсудимые никогда не позволяли себе с ним
вольностей. Охотно верю.
На каждый случай у него есть поучительная история из жизни. Вот и сегодня поведал парочку.
Вел
он в стародавние года свою дочку в садик. И привел легка раньше, чем
следовало, поскольку после садика планировал отправиться к своему
очередному подопечному. Дело было зимой, темень, в садике их встретила
одинокая сторожиха-дворничиха. Сторожихе одиноко и скучно, а тут пришла
маленькая симпатичная девочка с папой-медведем. Ну и давай сторожиха с
девочкой сюсюкать.
-А кто это у нас тут такой красивый? А как такую замечательную девочку зовут?
-Анечка.
-Какая молодец Анечка, пришла сегодня самая первая в садик! А в какой группе Анечка?
-В средней!
-А как зовут у Анечки воспитателя?
-Любовь Федоровна!
-А что за дядя Анечку привел?
-Папа!
-А
куда папа пойдет сейчас?- тут, видимо, предполагается, что Анечка
должна ответить «на работу» или «на завод» или что-то в таком же духе.
Но Анечка девочка правдивая, потому на голубом глазу отвечает:
-В тюрьму!
Быстрый взгляд на папу-медведя.
-Угу,- хмуро подтверждает папа. Ошибки нет, правду доченька сказала, в тюрьму поедет.
Тут
папин медвежий экстерьер предстает дворничихе совсем в другом свете.
Такого стремительного бега Игорю Петровичу никогда не доводилось
наблюдать. Пришлось ждать воспитательницу, чтоб оставить дочку.
Дворничиха заперлась в садике и на призывы снаружи не отвечала.
Вторая
история произошла намного позже. Анечка выросла, выучилась, вышла
замуж, родила уже свою дочь, Оленьку, и стала судьей. И при разговоре с
мужем в тесном семейном кругу было решено мамину профессию не
афишировать. По крайней мере, на том настаивала Анечка. А муж анечкин
был в недоумении полном.
-Как, скажи мне, я должен отвечать на вопрос ребенка? Я что, врать должен?
-Да скажи что-нибудь.
-Ну вот представь, приходит Оленька ко мне и спрашивает, где, дескать, мама работает. Я что должен ответить? На скотобойне?
-Не морочь мне голову и не изображай идиота, ты взрослый мужик.
А,
надо сказать, анечкин муж не пошел по семейной юридической стезе. Он,
наоборот, композитор. Человек, так сказать творческий. Анечке на первое
свидание посветил музыкальное произведение собственного сочинения. Что
выгодно отличало его от разнообразной дворовой шпаны, чьи познания
ограничивались тремя аккордами. Анечка так и растаяла.
Но у
такого положения дел была и обратная сторона. Анечкино семейство считало
ее мужа прощелыгой, бездельником, который только и может на пианино
тренькать. К восьми утра на завод не идет, зарплату не получает. Правда,
композиторские доходы превышали в итоге доходы папы-адвоката, и
формально зятю предъявить было нечего. Но некоторая нотка пренебрежения в
отношении проскальзывала. Поэтому, раз делать тебе нечего, иди гулять с
ребенком. Нечего в окно смотреть и музу ждать. Музу можешь ждать и
передвигая ноги. Небойсь, сможет догнать. Она, муза-то крыльями
оснащена.
Впрочем, муж ничего против прогулок не имел. Дочку
любил и баловал. А потому любимым и регулярным объектом их визитов стал
местный парк аттракционов. Колесо обозрения, карусели, качели, игровые
автоматы, бочка с квасом, буфет с пироженками. Поход, который для других
детей был праздником раз в месяц для Оленьки стал будничным, даже можно
сказать, рутинным занятием.
Помимо прямого удовольствия от
всяких детских приятностей, Оля могла в кругу подружек небрежно бросить
что-то типа «ах, опять эти карусели» или «как надоела эта сахарная
вата». Такой, как сказали бы сейчас «гламурный» образ жизни возвышал
Оленьку над подружками на три головы и делал ее кем-то вроде маленькой
принцессы.
Анечкин муж и сейчас волнует женские сердца, а
тогда, будучи слегка за тридцать, в мягких гэдээровских туфлях и
вельветовых джинсах он был просто неотразим. Никакой Ален Делон рядом
даже не пробегал. Девицы-карусельщицы, управительницы игровых автоматов и
продавальщицы сахарной ваты мигом приметили одинокого папшу-денди,
который любит дочку и никогда не появляется в компании мамы.
Ясен пень, девицы стали забрасывать удочки. И так аккуратно, через дочку. Далее по известному сценарию.
-Ах, а кто у нас тут такой красивый? А как тебя девочка зовут?
-Оленька!
-А как папу твоего зовут?
-Артем!
-А почему вы маму с собой гулять не берете?
-А
она на работе!- тут продавщица слегка киснет, но надежда еще теплится.
Может быть мама погибла в ужасной автокатострофе, а добый папа, чтоб не
травмировать детскую психику, говорит ребенку, что мама на работе. И
потому на автомате контрольный вопрос.
-А где мама работает?
Тут
напрягается папа. Он помнит недавний разговор с супругой и четкую
инструкцию, что ребенок должен отвечать на такие вопросы. Однако
разъяснительной беседы с ребенком проведено не было. Да и раньше как-то
тема маминой профессии в разговорах с Оленькой не затрагивалась. Поэтому
папа начинает лихорадочно соображать, как бы так деликатно вклиниться в
разговор чада с продавщицей и уйти от скользкого вопроса.
Должен заметить, что родители часто недооценивают остроту слуха детей и детскую сообразительность.
-На
скотобойне,- четко, ледяным тоном отвечает Оленька на вопрос продавщицы
и жестко смотрит ей прямо в глаза. Ей конкурентка на папу тоже не
нужна. Вдруг он начнет продавщицу на каруселях катать и ватой сладкой
кормить? Нет уж, дудки.
В этот день ларек с ватой закрылся раньше времени. Со следующего дня подкаты к Оленькиному папе прекратились.