Что это было — талантливый розыгрыш или еще одно доказательство того, что окружающий мир куда сложнее, чем нам кажется?
- Фото: Getty Images/Fotobank
Неудач в работе психолога много. Во всяком случае больше, чем мне
бы хотелось. Но иногда происходят встречи, которые даже и в разряд
неудач занести невозможно: когда я не только не смогла что-либо сделать
или изменить к лучшему в жизни клиента, но даже не сумела понять, с чем,
собственно, мне довелось столкнуться. Мальчик был для своих 15
лет невысокий, при этом горбился и упорно, не поднимая глаз, смотрел в
пол. Однако пришел один и вроде бы по собственной инициативе — родителей
не наблюдалось даже в коридоре. — Я по поводу профориентации, —
сразу расставил точки над «ё» мой посетитель. — Десятый класс у меня, а
чего дальше делать, не знаю. У вас какие-нибудь тесты есть? —
Есть, — ответила я. — Если захочешь, я тебе дам на них ответить. Но
знаешь, как-то я этим тестам не очень доверяю. Может быть, мы лучше
сначала просто так поговорим? — Да, конечно, давайте, — оживился
мальчик и впервые взглянул прямо на меня. Глаза на его круглом лице
казались значительно старше всего остального: это часто встречается у
современных подростков, которые сохранили способность думать, несмотря
на развлечения, придуманные для них взрослыми. — У тебя есть какие-нибудь увлечения? — Да, в общем-то, сейчас нет. Раньше в судомодельный кружок ходил, корабли делал. Теперь надоело. — А предметы в школе, которые тебе нравятся? — Тоже нет. Все как-то одинаково. — А как ты учишься? — без всякой надежды спросила я. — Я почти отличник, — неожиданно ответил мальчик. — У меня по физкультуре четверка и по литературе. Остальные пятерки. —
Ого! — я была приятно удивлена. — Это очень расширяет спектр наших
возможностей. Если ты без всякого интереса к учебе достигаешь таких
результатов… — Да тут никаких моих заслуг нет, — мальчик вздохнул и снова опустил взгляд. — И успехов тоже. — Как это так? — удивилась я. —
Да я, понимаете, просто мысли читаю. С детства, — буднично сказал мой
посетитель. — Выхожу к доске и сразу у учительницы правильный ответ в
голове читаю. И на контрольных тоже: смотрю на наших двух отличниц и
делаю, как они. С сочинениями только проблема… — Ну ты даешь! — я
приняла его игру. — А домашние задания как же? Задачи по алгебре,
физике, химии? Или ты заодно читаешь мысли авторов учебников? —
Нет, что вы! — мне показалось, что в голосе мальчика прозвучал испуг. — Я
только у тех, кого глазами вижу. Но ведь для дома «Готовые домашние
задания» есть, вы разве не знаете? — Знаю, — кивнула я. — Но какие
же тогда у тебя проблемы с профориентацией? Тебе, естественно, надо
идти на юридический. Будешь великим сыщиком-следователем, будешь
раскрывать самые сложные дела: тебе же достаточно только взглянуть на
подозреваемого или свидетелей, и ты все о преступлении знаешь. А сколько
преступлений сможешь даже и предотвратить! — Да, — мальчик
серьезно кивнул. — Я об этом уже думал. Вроде бы я должен, раз уж так
сложилось. Но мне, понимаете, не хочется. Не люблю я ментовки,
преступников и все такое прочее. Играл он, надо признать, прекрасно. —
А ты не думал о театральном институте? — спросила я. — Или еще
что-нибудь такое, артистическое, связанное с творчеством, фантазией? — Нет, что вы! Я в театр даже и ходить-то не могу! — рассмеялся юноша. — Почему?.. — и тут же догадалась: — А! Ты слышишь мысли, и они не совпадают с ролью? —
Вы знаете, у главных — совпадают, — оживленно начал рассказывать он. —
Это даже странно, они в тот момент действительно так и думают, как по
роли положено: эту люблю, этого ненавижу, убил бы нафиг, хотя вообще-то
это его хороший приятель, и они потом вместе пиво пить в кабак пойдут…
Но там же еще эти есть, на заднем плане, как их… — Массовка, кордебалет? — подсказала я. —
Да-да, и вот они-то все и портят! Как начнут про деньги думать, или про
гвоздь в туфле, или про свекровь, или про то, что бантик отвалился. —
Слушай, ну я даже не знаю, что тебе с такими твоими уникальными
способностями и посоветовать… — посетовала я. — Боюсь, что и тесты не
помогут, там же такое не учтено. — Да чего во мне уникального-то? —
небрежно возразил юноша. — Это многие умеют, только глушат потом,
потому что все же знают: не бывает такого. Да и неудобно. Я сам по
улицам и в школе хожу — глаза в пол, иначе рехнуться можно. Вы ж
психолог, знаете небось: чего не должно быть, того, считается, как бы и
нету. Взрослые детей завсегда убедят… Вот у нас в школе одна девочка из
третьего класса летать умеет… — Что-о-о?! — я наконец забеспокоилась. Как-то все это уже не походило ни на розыгрыш, ни на игру. —
Не очень так высоко, конечно, но если побежит или прыгать начнет… Ее к
прошлому году уже почти задавили, а я увидел случайно, прочел у нее в
башке, мне жалко стало, я и говорю: я тебе верю, ты и вправду летаешь.
Давай поедем на поля, там ты мне покажешь и полетаешь вволю. Она,
конечно, сразу согласилась. Мы из школы за старые теплицы на автобусе
поехали, где Пулковские высоты, знаете? Она так радовалась, бегала,
летала, и я за нее радовался. Потом позвонили бабушке, чтоб она не
волновалась, и домой. Отец ее уже на автобусной остановке ждал и сразу
мне — в морду. Зуб выбил. — За что?! — Она — во втором
классе, я — в девятом. Что они подумали? Что она меня на пустырях летать
учила? — он усмехнулся. — А она-то, кнопка, подпрыгнула и сверху на
папашу и налетела, в волосы ему вцепилась, не дала меня дальше убивать.
Потом долго с ними по ментовкам таскались, пытались разобраться. С тех
пор я ментов и не люблю. А ее они теперь в легкую атлетику отдали, будет
с шестом прыгать, еще увидите: в олимпийские чемпионки выйдет. Мне
вообще-то с маленькими нравится. У меня сестра, четыре года скоро будет,
у нее такие мысли смешные, четкие, округлые, как будто в тетрадке по
линеечке написаны. А у взрослых часто бывает просто шум такой, как у
нашего кота. Особенно у тех, которые из офисов выходят. Мне ужасно
хотелось спросить его: «Ну, и о чем я сейчас думаю?» — но после
рассказа о летающей девочке это казалось каким-то уж совсем неуместным.
Надо было что-то делать в реале. Вызвать мать? Отправить к психиатру? —
К психиатру я не пойду, — спокойно сказал мальчик. — А мама скажет, что
у меня всегда были фантазии, и посоветует вам не заморачиваться. Я вздрогнула, но ничего не ответила на его реплику. — Если тебе нравится возиться с детьми… — Что ж мне, на воспитателя детского садика учиться? Там же одни девчонки, и вообще… —
Можно на педагога начального образования, — сказала я. — Кто только что
говорил про общепринятое, которое все давит? Если лично тебе это
нравится и у тебя получается, то какое тебе дело, кто там еще и кто что
скажет. Потом ты сможешь работать не только в школе, но и в
дополнительном образовании, организуешь кружок, будешь поддерживать и
выращивать необычные детские таланты, чтобы их среда не задавила… —
С ума сойти! — вытаращив глаза, сказал мальчик. — Вы мне сейчас почти
верите!.. А кружок… Что ж, в этом что-то есть. Да и учителем, если у
маленьких, я, в общем-то, не прочь. Меня Ольга Игоревна раньше часто на
площадке с продленкой оставляла, когда я с сестрой гулял, теперь ей,
правда, менты запретили. Я подумаю об этом, спасибо. Он вежливо
попрощался и вышел в коридор. Я, как привязанная на веревочке, шла за
ним. Следующая по очереди малышка заплакала, едва увидев открывшуюся
дверь. Мой клиент опустился за одно колено, заглянул ей в глаза и
сказал: — Не бойся. Там только игрушки и нет шприцов и белых
халатов… — обернулся к молодой маме: — Да дайте вы ей этот сок из сумки,
никакого вреда не будет, он же с трубочкой, не прольется, а ей
спокойнее. Она после больницы не отошла еще, боится врачей, — объяснил
он мне. Девочка взяла сок, заглянула в кабинет, увидела игрушки и
потопала к ним. Мама ошеломленно взглянула на юношу, потом на меня,
вошла вслед за дочерью в кабинет и сказала: — Мы недавно в больнице с ожогом лежали, так вот у нее теперь истерики…
|