- Виить, - говорю я, лёжа у него не плече и разглядывая комнату, - Вить, а чего ты не женишься?
- Я думал об этом, - сдержанно отвечает он, - и даже рассматривал кандидатуры...
В этом вот "рассматривал кандидатуры" весь Витя.
- Здравствуйте.
Виктор, - представился он в первую встречу. И протянул мне руку. Сухо,
по-деловому, как будто к нему приехала не проститутка, а деловой
партнёр.
Так же сухо оглядел маячащего за моей спиной Серёжу, протянул руку и ему, и сразу, без лишних вопросов, рассчитался.
- Виить,
ну а что, в самом деле, на ногах ты уже, я так понимаю, хорошо стоишь,
квартира - вон какая... только как-то всё, вот знаешь, как говорят,
по-холостяцки - так это точно как у тебя.
Он вызывает меня в третий раз. На этот раз я приехала уже без Серёжи.
Витя нормальный и совсем не напрягает меня, хоть и педантичен почти до безобразия.
Ему
сорок два, он встречает меня в идеально выглаженных брюках и такой же
рубашке, у него ухоженные руки с ровными ногтями, почти военная осанка и
подтянутое тело.
Он выглядит лучше большинства мужчин своего возраста, его не портит ранняя седина. Она делает его лицо даже благородным.
Он
умён, эрудирован, и с ним действительно интересно разговаривать - он
профессор, преподаёт в одном из ВУЗов. Три языка: английский, немецкий,
французский - в идеале. Плюс частные уроки.
Витя не пьёт и не курит, живёт один в отличной двушке почти в самом центре Питера.
Я лежу у него на плече и, в который раз, рассматриваю комнату.
Минимум
мебели - широкая жестковатая кровать с прямоугольной спинкой, две
тумбочки с синими торшерами, шкаф из тёмного дерева, кресло, стул,
сине-серо-белые клетчатые шторы, светлые обои, плазма на стене, мягкий и
синий же ковёр на полу.
Всё просто, но простота эта обманчива.
Всё так же добротно и дорого.
Женщины
в квартире нет, это очевидно. На полках не стоят глупые статуэтки, а в
ванной не обосновались разноцветные баночки и тюбики.
Только дорогой кафель и огромные тёмные полотенца.
То,
что здесь бывают женщины, выдают только тапочки в прихожей. И то, от
женского в них - только размер. Они такие же, как и всё остальное,
выверенные в строгой сине-серой цветовой гамме.
- Виить, - говорю я, - а чего ты не женишься?
Мне
ужасно хочется курить, для этого надо встать и выйти на балкон (в
квартире он курить не разрешает), но в кровати так хорошо, что вставать
совсем не хочется.
Он обнимает меня и поглаживает по руке.
- Я думал об этом, и даже рассматривал кандидатуры...
- Ну
так что с кандидатурами, ни одна не подошла? - интересуюсь я, выдав
спич про холостяцкую квартиру. - Мне кажется, у тебя, с твоими данными,
должен быть большой выбор. Квартира, женат не был, детей нет... Женщины у
тебя под дверью в очереди должны стоять.
Я раскручиваю его на разговор, мне интересно.
Он ненадолго задумывается, потом говорит спокойно:
- Не
могу я уже, наверное. Я привык один, понимаешь? Я привык к тому, что у
меня все дома в порядке, в нужном мне порядке. Я его сам навожу, этот
порядок, без уборщиц всяких. Я знаю где что лежит, и КАК оно должно
лежать.
Если здесь будет женщина, всё будет не так. Будет хаос, понимаешь?
- Но
зато, - парирую я, - представляешь, приходишь ты с работы, а тебя ужин
ждёт. Да и вообще... ну, я не знаю, как тебе это объяснить, но у тебя
тут не хватает женской энергетики, что ли. Вроде, нормально всё, но
как-то... неправильно.
Меня пробило на поговорить.
- Ну я
пытался, - задумывается он, - у нас на кафедре была одна, Марина,
разведённая, ребёнку пять лет, она у нас немного проработала. Вот я с
ней и...
Сначала разговаривали, а потом я посмотрел - ничего такая,
фигура, выглядит хорошо, хоть и за тридцать, да и ко мне явно
присматривается - это ж видно.
Но... из-за ребёнка ничего не вышло.
- Не
хочешь чужих детей? - спрашиваю я, уже внутренне готовясь произнести
речь о том, что тебе, мол, милый, за сорок, и свободные женщины
подходящего тебе возраста уже почти все с детьми.
- Не в этом дело, - говорит он, - я спокойно отношусь к детям.
Ну
вот смотри... У неё ребёнка оставить не с кем, мы едем к ней. Она
ребёнка спать укладывает, и мы с ней... ну, в общем. А я понимаю, что
мне в чужой постели не комфортно. Я не могу расслабиться так, как дома.
И что делать?
Несколько раз я к ней съездил, потом говорю, нет, бери Костю, приезжайте ко мне. Костя спит хорошо, в другой комнате положим.
И она приезжает с Костей. Хороший малый, даже на меня в детстве чем-то похож.
Марина
ему ещё и игрушек привезла, а ему не интересно, понимаешь? Ну конечно,
тут новое место. И он в итоге начал тут ходить везде, книги мои листать.
Он сидит, листает, а я дёргаюсь. А если порвал бы что-то?
- Ну так и убрал бы эти книги, делов-то, - подсказываю я.
- Ты
не понимаешь! - говорит он даже с каким-то запалом. - Я в итоге их
поубирал повыше, так он всё равно себе занятие нашёл, всё перетрогал,
посдвигал.
Я кое-как перетерпел, даже ей ничего не сказал. А утром
захожу в другую комнату, мы его там положили, смотрю - подушка на полу
валяется, паровозики какие-то на кровати...
Я как представил, что вот такое у меня дома будет - так всё.
В общем, объяснил Марине.
Не знаю, обиделась она, наверное.
- В общем, понятно, - перебиваю я, - ну нашёл бы без детей, что их, мало, что ли?
- Ну как тебе объяснить, - говорит он после небольшой паузы, - мне вообще с кем-то надолго не комфортно. Я уже привык один.
Вот,
познакомился недавно, неплохая девочка, вот объективно неплохая,
двадцать девять лет, не замужем, детей нет, умная, поговорить с ней
можно было. Ну и два раза поговорили, на третий ко мне поехали.
А
утром я смотрю, она в моей рубашке ходит. Утром. Прикинь, проснулась,
взяла мою рубашку со спинки стула и надела. И на кровати в ней сидит, и
по дому ходит. По дому. В уличной рубашке. В глаженой. Я в ней на работу
собирался, а она по дому ходит.
А потом она берет мою чашку. Вот из
всех чашек берёт мою, и делает себе кофе. Сама нашла где кофе, где
сахар. И я выхожу из душа, а она сидит на стуле в кухне, в моей рубашке и
пьет кофе из моей чашки. А мне в другой сделала. Я понимаю - она не
знала. Но я чуть не взорвался.
Она её потом, конечно, помыла, и
поставила рядом с раковиной. И помыла как - со средством, а сполоснула
всего два раза, быстро. А я долго споласкиваю, нормально, иначе не всё
средство вымывается. И поставила, представляешь, рядом с раковиной!
Она когда ушла, я рубашку сразу стирать отправил, а чашки перемыл и на полку поставил.
Не могу я, когда в моем доме кто-то что-то меняет...
Он замолкает. И я молчу.
Лежу у него на плече и почему-то вспоминаю вдруг народную мудрость:
"В двадцать лет ума нет - и не будет.
В тридцать лет денег нет - и не будет.
В сорок лет жены нет - и не будет."
Потом встаю и иду курить на балкон.
