Когда я училась в МАПО на кафедре мед. психологии, у нас несколько занятий провёл сам зав. кафедрой, Артур Александрович Александров. Видом он был (и есть) совершеннейший кельтский венценосный тёзка, доживший до благородных седин. Читал захватывающе, порывисто и, как говорят актёры, "с хохмами". Одну такую хохму, а может, и не хохму, я хочу вам сегодня рассказать. Разумеется, моими слабыми средствами не передать весь артистизм Артура Александровича, ведь он разыгрывал историю в лицах. Но общий смысл попытаюсь изложить. Разрешение главного героя на описание кейса получено.
Итак, доктор Александров, что ни год, ездил с семинарами по рационально-эмотивной терапии в город N. И на все эти семинары, как на работу, ходил некий Юра, мужчина средних лет. Сухой, напряжённый, натянутый как струна. Основным его запросом являлись, что ожидаемо, отношения с отцом. Отец этот, не последний человек в своём городе, столкнулся некогда с кризисом среднего возраста, оставил жену, сына-подростка - этого самого Юру - и уехал в деревню. Там некоторое время помыкался, потолкался, занялся фермерством, женился на местной жительнице. Дела у него шли ни шатко ни валко, с сыном он общался нечасто, и они каждый раз неумолимо ссорились. Характеры похожие, нервы похожие - натянутые как струна.
И вот на группе Юра в который раз заявил свою проблему, и Александров, уж не зная, к чему прибегнуть, посадил его в центр круга и поставил перед носом пустой стул. Технику "пустого стула" представлять не надо, это старое гештальтское упражнение. На пустой стул можно посадить хоть отвергаемую часть личности, хоть Господа Бога и высказать свои претензии. Или комплименты. Но комплименты - реже. А потом пересаживаетесь на пустой стул и отвечаете. Милое дело.
Юра посадил на пустой стул, вестимо, своего отца и обратился к нему со вдохновенным монологом. Он воздевал руки к потолку и ронял их бессильно. Он подымал очи горе и опускал их долу. Он покрутил пальцем у виска даже. Ты опростился, папа! - взывал Юра, - Ты принизил свою личность! Ты вдумайся, кем ты был (очи горе) и кем ты стал (очи долу)! Хлев, огород... Навозная куча... Пасека эта идиотская, пчёлы дохнут! Папа! Кем ты был - и вдруг - ульи. А я был сын такой персоны, и сделался сын придурка, у которого пчёлы дохнут, жена говорит на О, как в пьесе Островского. Папа, твой статус... толстовщина... ульи... опростился... что же дальше, дальше-то что?
Александров сделал условный знак, и Юра пересел на пустой стул, откуда должен был отвечать из роли своего родителя. Вся театральная безутешность мигом слетела с него. Юра приосанился, расправил плечи, чуть опустил подбородок. Ступни его крепко стояли на земле. На его земле. Низким, глубоким, чуть вибрирующим голосом он произнёс одну лишь фразу:
- Юра! Не выёбывайся.
(с)  maiorova
|
