В офис пришел мужчина – худой, весь какой-то вытянутый и высушенный, как
ковыль. На тонком лице выделялись острые скулы и унылый нос, на котором
огромные очки выглядели странно и неуместно, будто посетитель их только
что нашел на улице. Растянутые джинсы, застиранная рубашка, невзрачная
мышиная куртка, чемоданчик типа «дипломат» родом из прошлого века. Мужчина
со стуком поставил на стол чемоданчик, щелкнул замками и стал по
одному, не торопясь и обстоятельно, доставать из «дипломата»
пенопластовые кубики и плиточки, крашеные в черный цвет. Достал и, как
ребенок играется в «лего», начал собирать у меня на столе пенопластовую
композицию. Аккуратно, не торопясь, поправляя детали и оглядывая их со
стороны. - Вот, - сказал мужчина, когда закончил. – Сколько может стоить? Я взглянул на выстроенный на столе пенопластовый склеп.
- Из гранита? – спрашиваю. Мужчина кивает. - Это будет дорого. - Посчитайте. Мужчина серьезен и спокоен. Я делаю просчет. - Одинарное захоронение? Киевское кладбище? - Да, Лесное. Одинарное. 2,2 метра на 1,5 метра. - Стандарт. -
Я все сделал в масштабе. Двадцать два сантиметра на пятнадцать
сантиметров. Можете смело перемерять линейкой. Каждая деталь в масштабе.
Я
перемеряю, поглядывая на мужчину. Интересно, сколько времени ушло у
него на тщательное вырезание деталей? Я представляю, как он сидит,
сгорбившись, тщательно вымеряет, режет, сдувает пенопластовые крошки,
бормочет что-то себе под нос. Я перемеряю и просчитываю. - Гранитный
бордюр в основании. Семь тысяч гривен. Плиты сверху. Это большие
размеры, не стандартные, будет дорого. Можно сделать из четырех плит,
получится дешевле. - Из двух. - Как скажете. По восемь тысяч за
плиту. Сверху ступенькой еще две плиты. Эти по шесть тысяч. Еще две
плиты. Эти по четыре тысячи. Еще одна сверху. Эта пять тысяч. Сверху
арка. Метр семьдесят в высоту. Четыре с половиной тысячи. Плюс меньше
арки по углам. Плюс резка каждой арки. Фигурный фасон по кругу на всех
деталях, стол, лавочка. Это без установки. - Считайте. - Заливка бетонного армированного плато. Монтаж цоколя. Монтаж плит. Кран нужен будет. Установка арок. Тут селиконим. - Итого? -
Двести тридцать шесть тысяч четыреста. Надо выехать на участок,
посмотреть, уверен, что мы найдем, где можно будет подвинуться по цене. Мужчина достает мобильный телефон и звонит. -
Двести тридцать шесть, - говорит мужчина в трубку. Ему отвечают, я
слышу, на той стороне трубки кто-то недовольный ругается на мужчину. - А если плиты не десять сантиметров толщины, а двадцать? – спрашивает мужчина, отведя телефон в сторону. - Но это будет еще дороже. - Сколько? Я внимательно смотрю на мужчину и опять все пересчитываю. Получается дороже. Получается гораздо дороже. - Тут гранита почти на три тонны, установка, все фигурные работы, резки, фаски. Триста пятьдесят пять тысяч гривен. Мужчина говорит цифру в трубу. Труба возмущается и, кажется, начинает плакать. - Это жена, - говорит мужчина. – Она не может ходить. Ноги отказали год назад. Я киваю.
Мужчина
с извиняющимся видом слушает мобильный телефон и безуспешно пытается
вставить хоть слово, у него не получается, и мужчина продолжает слушать,
«угукая» в паузах. - Нам надо дороже, - наконец говорит мужчина. - Послушайте, - говорю я. И
я начинаю его отговаривать. Наверное, мое поведение не профессионально.
Но глупо выбрасывать столько денег за кучу гранита. И еще мне не
верится, что у этого худого посетителя в застиранной рубашке
действительно есть сорок тысяч долларов. Я достаю каталог и фотографии. Я
показываю мемориальные комплексы, которые мы устанавливали в разное
время на разных кладбищах. Вот на Лесном, габбро и покостовка, сорок
тысяч гривен с установкой. Вот Байковое. Лезняк и габбро, семьдесят
шесть тысяч гривен. Вот Байковое. Токовский камень. Тридцать пять тысяч
гривен. Вот комплекс из габбро букинского месторождения. Двадцать пять
тысяч гривен, и двадцать восемь, и вот такой можно за семнадцать. Все
под ключ и с гарантией. Все выглядит на уровне. Основательно, мощно,
дорого. Зачем переплачивать такие деньги?
Мужчина смотрит внимательно, но только слышит цену, сразу теряет интерес и отворачивается. -
Нам надо за пятьдесят тысяч долларов, - говорит мужчина. – У нас есть.
Мы сыну на квартиру собирали. Дом под Киевом продали. А теперь сына нет.
Год назад. Вот на эти деньги ему квартиру и сделаем. Так что, деньги у
нас есть. Нам надо на пятьдесят тысяч долларов. Меньше нельзя. Мужчина собирает свое пенопластовое домино назад в «дипломат». Мне хочется накричать на него и на его жену в телефоне. Чтобы он очнулся. Чтобы он огляделся по сторонам. Чтобы
он на эти деньги спас несколько человеческих жизней. Чтобы поехал не на
кладбище, а в ОХМАТДЕТ и там, помогая детям, потратил свои пятьдесят
тысяч. Или вместо склепа построил у себя во дворе детскую площадку. Но я не кричу и, молча, провожаю мужчину до дверей. За много лет работы я выучил, что говорить что-то бесполезно.
