 Это
был пятьдесят седьмой год. Москва, фестиваль молодежи и студентов.
Толпы иностранцев! Впервые! И приехали пять французских композиторов,
сочинители всех песен Ива Монтана — Франсис Лемарк, Марк Эрраль, еще
какие-то… Знаменитейшие фамилии! И к ним был приставлен Никита
Богословский — во-первых как вице- или президент общества СССР-Франция, а
во-вторых, у него прекрасный французский.
Ну вот.
А я тогда играл в Эрмитаже «Необыкновенный концерт», а по соседству
выступал Утесов. И так как только от меня, «конферансье», зависело, два
часа будет идти наш «концерт» или час двадцать, то я быстренько его
отыгрывал, чтобы успеть на второе действие к Леониду Осиповичу. Я его
обожал.
И вот я выбегаю, смотрю — стоит эта группа: пятеро французов, Никита и
Марк Бернес. Он к ним очень тянулся… И идет такая жизнь: Никита что-то
острит, французы хохочут. Я ни слова не понимаю, Бернес тоже. И он все
время дергает Богословского за рукав: «Никита, что ты сказал?» Тот
морщится: «Погоди, Маркуша, ну что ты, ей-богу!» Через минуту опять
хохочут. Бернес снова: «Никита, что он сказал?» На третий раз
Богословский не выдержал: «Марк, где тебя воспитывали? Мы же
разговариваем! Невежливо это, неинтеллигентно…»
Потом он ушел добывать контрамарку — французам и себе, и мы остались
семеро совсем без языка. Что говорит нормальный человек в такой
ситуации? Марк сказал: «Азохн вэй…» Печально так, на выдохе. Тут Фрэнсис
Лемарк говорит ему — на идиш: «Ты еврей?» Бернес на идиш же отвечает:
«Конечно». «Я тоже еврей», — говорит Лемарк. И повернувшись к коллегам,
добавляет: «И он еврей, и он еврей, и он…» Все пятеро оказались чистыми
«французами»! И все знают идиш! Марк замечательно знал идиш, я тоже
что-то… И мы начали жить своей жизнью, и плевать нам на этот концерт
Утесова! Тут по закону жанра приходит — кто? — правильно, Богословский!
Мы хохочем, совершенно не замечаем прихода Никиты… Он послушал-послушал,
как мы смеемся, и говорит: «Маркуша, что ты сказал?» А Бернес
отвечает:»Подожди, Никита! Где тебя воспитывали, ей-богу? Мы же
разговариваем!»
Это был единственный раз в моей жизни, когда мое происхождение послужило мне на пользу.
источник
|
