Оба-на!!!

Господи, как же я не любила музыкальную школу.
Сама учёба – ещё терпимо, но два раза в году устраивались отчётные концерты.
Вынос личного позора на всеобщее обозрение и обслушивание.
В нашем городке с развлечениями было скуповато, и дом культуры набивался под завязку.
Сидит триста человек, тянутся к высокому, надеются на что-то.
Получают недовыученное пиликанье.
Жёсткий хоррор – вот что это было.
В музыку надобно вкладывать душу, но вместо этого мы по лени и бесталанности душу музыке выматывали. Без души – уже не музыка. Просто ноты.
Инструменты отчаянно нам сопротивлялись. В частности, мой аккордеон мечтал вспороть себе меха, хрипло вздохнуть и замолчать навеки. А до того успеть отгрызть мне руки.
Земля над могилами давным-давно почивших в бозе композиторов вздрагивала – так они ворочались в своих гробах.
Но в конце выходил Вовчик со скрипкой.
Длинный, тощий, несуразный, с виду типичный малолетний перспективный хулиган.
У Вовчика скрипка не визжала, а пела, композиторы снова засыпали, умиротворённые, а у педагогов сходило с лица выражение «простите меня, люди».
Мы, в большинстве своём, выполняли нелюбимую работу. С отвращением. Отплёвываясь.
Для Вовчика скрипка была необременительным удовольствием, одним из многих, где-то между футболом и рыбалкой.
Он играл весело.
Короче говоря, наличие Вовчика оправдывало существование и музыкальной школы, и нас, оболтусов тугоухих.
Именно тогда я осознала разницу между способностями и талантом.

41-летний уроженец китайского городка Чунцин по имени Хуанг Гофу (Huang Guofu) был вынужден научиться виртуозно владеть кистью для рисования при помощи рта и правой ноги, после того как в детстве потерял обе руки в результате несчастного случая.

Недавно исследователями из Ватикана были обнаружены фрагменты слов, отпечатавшиеся на поверхности Туринской плащаницы. Новая находка оживила дебаты о плащанице, дав еще один довод в пользу мнения о ее подлинности.
Барбара Фрейл (Barbara Frale), исследователь обнаружившая отпечатки слов, использовала увеличенные изображения плащаницы, чтобы расшифровать их. Предположительно, надписи на греческом, латыни и арамейском попали на ткань с документа, при помощи которого можно было идентифицировать казненных. Такие документы приклеивались на плащаницу поверх лица покойных.

70-летний аргентинский фермер из округа Хенераль-Лавалье Педро Мартин Урета (Pedro Martin Ureta) создал гигантскую гитару из деревьев, в честь памяти его покойной жене, Грацеле. Для этого фермеру понадобилось 7000 кипарисов и деревьев эвкалипта. Педро Мартин Урета разработал дизайн гигантской гитары много лет назад, сразу после того, как его жена в 1977 году скончалась, тогда ей было только 25 лет.

В понедельник это - цыпленок / жареный картофель. В четверг: рубленый бифштекс / зеленые бобы, в пятницу: панированная рыба / рис. Привычку есть регулярно одно и то же высмеяла команда 5.5 designers, по ходу создав коллекцию тарелок «Daily Menu». Биоморфные тарелки в этой серии функционируют как карточки рецептов, предлагающих определенное блюдо. Каждый день - свое блюдо, и каждому блюду - своя тарелка!

Вчера порадовал новой историей, мой старый товарищ - бывший КГБэшник Юрий Тарасович.
Самое начало 70-х. Город Львов за два дня отполировали как солдатскую бляху к приезду главного солдата современности – лично товарища Брежнева.

Шухер был большой.
У одного дома в центре города всего за одну ночь исчез старинный сад вместе со своим каменным забором. Наутро вместо садика, чернел свежий асфальт, а все из-за того, что рядом должен проезжать генсек и потенциальный снайпер-террорист стеснялся бы лежать на пустой открытой площадке, короче - чувствовал бы себя не так уютно, как в тенистом саду...
Одним словом охрана Брежнева настолько лютовала, что сама была готова пристрелить Генсека, лишь бы ни одной вражине не дать этого сделать...
Тарасовича с коллегами поставили на объект, с тем чтобы создать восторженную толпу трудящихся масс, но даже им - офицерам местного КГБ, оружия в тот день не доверили...

Задолго до приезда «Самого», сотрудники 9-го управления, каждому по отдельности и всем вместе давали подробные инструкции по технике безопасности - чего нельзя делать.
Гораздо проще было бы свести все инструкции к двум словам: «ничего нельзя!»

Было это двадцать лет назад, когда, как метко заметил кто-то в ленте, гениталии еще стыдливо назывались "интимным местом", человечество еще писало бумажные письма и не выдумало блогеров, а я была юна и наивна. Мне было шестнадцать лет, я заканчивала медучилище и проходила практику по терапии, в одной из киевских больниц. В отделении пульмонологии.
     Нам с моей напарницей несказанно повезло тогда, нас не отправили, как обычно, драить окна-полы и бегать куда медсестры пошлют. Нас прикрепили к "внутримышечной" манипуляционной.

За дверью что-то грохнуло, послышался чей-то сдавленный крик и сразу же свистящий шепот дочери:
— Герка, ты чего творишь? Пусть дедушка поспит хоть сегодня.
— Да отоспится еще... – ляпнул Герка и прикусил язык.
— Бестолочь! – зашипела дочь. – Ну-ка пошел отсюда.
Он открыл глаза, улыбнулся и потянулся в кровати. Затем улыбка медленно испарилась в никуда. Он вспомнил, как месяц назад...

... он открыл дверь. У двери стоял скорбный, одетый во все черное курьер. Курьер внимательно оглядел его, удовлетворенно кивнул и протянул конверт.
— Это ошибка. – прошептал он. – Это не к нам, наверное.
— У нас не бывает ошибок. – скорбно поклонился курьер. – Это вам. Персонально.
— Когда? – спросил он, точно зная ответ.
— Вы ведь знаете – через месяц. – с самым искренним сочувствием сообщил Курьер. – Вам первому. За неделю сообщим родным и близким. По процедуре.
Курьер откланялся и зашагал к своему велосипеду. Он дрожащими руками вскрыл конверт. Стандартный текст на официальном бланке гласил: